Неточные совпадения
В фортунку [Фортунка — игра с помощью вертящегося кружка (фортунки).] крутнул: выиграл две банки помады, фарфоровую чашку и
гитару; потом опять поставил один раз и прокрутил, канальство, еще сверх шесть целковых.
Изредка доходили до слуха его какие-то, казалось, женские восклицания: «Врешь, пьяница! я никогда не позволяла ему такого грубиянства!» — или: «Ты не дерись, невежа, а ступай в часть, там я тебе докажу!..» Словом, те слова, которые вдруг обдадут, как варом, какого-нибудь замечтавшегося двадцатилетнего юношу, когда, возвращаясь из театра, несет он в голове испанскую улицу, ночь, чудный женский образ с
гитарой и кудрями.
Богат, хорош собою, Ленский
Везде был принят как жених;
Таков обычай деревенский;
Все дочек прочили своих
За полурусского соседа;
Взойдет ли он, тотчас беседа
Заводит слово стороной
О скуке жизни холостой;
Зовут соседа к самовару,
А Дуня разливает чай,
Ей шепчут: «Дуня, примечай!»
Потом приносят и
гитару;
И запищит она (Бог мой!):
Приди в чертог ко мне златой!..
В одном из них в эту минуту шел стук и гам на всю улицу, тренькала
гитара, пели песни, и было очень весело.
Его почему-то занимало пенье и весь этот стук и гам, там, внизу… Оттуда слышно было, как среди хохота и взвизгов, под тоненькую фистулу разудалого напева и под
гитару, кто-то отчаянно отплясывал, выбивая такт каблуками. Он пристально, мрачно и задумчиво слушал, нагнувшись у входа и любопытно заглядывая с тротуара в сени.
Кудряш берет несколько аккордов на
гитаре. Варвара прилегает к плечу Кудряша, который, не обращая внимания, тихо играет.
Кудряш (поет под
гитару).
Кудряш (входит с
гитарой). Нет никого. Что ж это она там! Ну, посидим да подождем. (Садится на камень.) Да со скуки песенку споем. (Поет.)
Лариса (берет
гитару, садится к окну и запевает).
Илья (подстраивая
гитару). Вот третий голос надо! Ах, беда! Какой тенор был! От своей от глупости. (Поют в два голоса.)
Комната в доме Огудаловой. Две двери: одна, в глубине, входная; другая налево (от актеров); направо — окно; мебель приличная; фортепьяно, на нем лежит
гитара.
Илья. Сейчас, барышня! (Берет
гитару и подстраивает.) Хороша песня; она в три голоса хороша, тенор надо: второе колено делает… Больно хорошо. А у нас беда, ах, беда!
Паратов.
Гитару нужно, слышишь?
Лариса. Илья, наладь мне: «Не искушай меня без нужды». Все сбиваюсь. (Подает
гитару.)
Некогда, барышня, барин приехал! (Кладет
гитару и берет фуражку.)
Дуняша бегала взад и вперед как угорелая и то и дело хлопала дверями; а Петр даже в третьем часу ночи все еще пытался сыграть на
гитаре вальс-казак.
— Пусто. Впрочем, я не умею играть на
гитаре.
А Поярков стал молчаливее, спорил меньше, реже играл на
гитаре и весь как-то высох, вытянулся.
Дьякон углубленно настраивал
гитару. Настроив, он встал и понес ее в угол, Клим увидал пред собой великана, с широкой, плоской грудью, обезьяньими лапами и костлявым лицом Христа ради юродивого, из темных ям на этом лице отвлеченно смотрели огромные, водянистые глаза.
— Ух, как вы надоели, — сказал Макаров и отошел с
гитарой к окну, а дьякон упрямо долбил...
— До того, как хворать, мама была цыганкой, и даже есть картина с нее в красном платье, с
гитарой. Я немножко поучусь в гимназии и тоже стану петь с
гитарой, только в черном платье.
Вот он, перестав обучать Макарова игре на
гитаре, спрашивает Клима...
— Предпочитаю изучать немецкий язык, — ответил он Самгину на вопрос о
гитаре, — ответил почему-то сердитым тоном.
Ложка упала, Самгин наклонился поднять ее и увидал под столом ноги Марины, голые до колен. Безбедов подошел к роялю, открыл футляр
гитары и объявил...
Глубже и крепче всего врезался в память образ дьякона. Самгин чувствовал себя оклеенным его речами, как смолой. Вот дьякон, стоя среди комнаты с
гитарой в руках, говорит о Лютове, когда Лютов, вдруг свалившись на диван, — уснул, так отчаянно разинув рот, как будто он кричал беззвучным и тем более страшным криком...
— Костя, перестань терзать
гитару, — скорее приказал, чем попросил Лютов.
Появлялся он у Варвары изредка, ненадолго, уже не играл на
гитаре, не пел дуэты с Маракуевым.
— Ипатьевский, — нерешительно сказал дьякон, до боли крепко тиснув костлявыми пальцами ладонь Самгина, и медленно согнулся, поднимая
гитару.
—
Гитара требует характера мечтательного.
Клим остался, начали пить красное вино, а потом Лютов и дьякон незаметно исчезли, Макаров начал учиться играть на
гитаре, а Клим, охмелев, ушел наверх и лег спать. Утром Макаров, вооруженный медной трубой, разбудил его.
Он почти всегда безошибочно избирал для своего тоста момент, когда зрелые люди тяжелели, когда им становилось грустно, а молодежь, наоборот, воспламенялась. Поярков виртуозно играл на
гитаре, затем хором пели окаянные русские песни, от которых замирает сердце и все в жизни кажется рыдающим.
— Самгин? — вопросительно крикнул он, закрыв глаза, и распростер руки;
гитара, упав на пол, загудела, форточка ответила ей визгом.
Среди комнаты стоял Владимир Лютов в длинной, по щиколотки, ночной рубахе, стоял, держа
гитару за конец грифа, и, опираясь на нее, как на дождевой зонт, покачивался. Присматриваясь к вошедшим, он тяжело дышал, под расстегнутой рубахой выступали и опадали ребра, было странно видеть, что он так костляв.
«Он, вероятно, знает каких-нибудь девиц… с
гитарами».
У стола дьякон, обучая Макарова играть на
гитаре, говорил густейшим басом...
Большой овальный стол был нагружен посудой, бутылками, цветами, окружен стульями в серых чехлах; в углу стоял рояль, на нем — чучело филина и футляр
гитары; в другом углу — два широких дивана и над ними черные картины в золотых рамах.
Глафира Исаевна брала
гитару или другой инструмент, похожий на утку с длинной, уродливо прямо вытянутой шеей; отчаянно звенели струны, Клим находил эту музыку злой, как все, что делала Глафира Варавка. Иногда она вдруг начинала петь густым голосом, в нос и тоже злобно. Слова ее песен были странно изломаны, связь их непонятна, и от этого воющего пения в комнате становилось еще сумрачней, неуютней. Дети, забившись на диван, слушали молча и покорно, но Лидия шептала виновато...
Они гурьбой толпились около него, когда он в воскресенье с
гитарой сидел у ворот и ласково, но всегда с насмешкой, балагурил с ними. И только тогда бросались от него врозь, когда он запевал чересчур нецензурную песню или вдруг принимался за неудобную для их стыдливости мимику.
Главное, он так и трепетал, чтобы чем-нибудь не рассердить меня, чтобы не противоречить мне и чтобы я больше пил. Это было так грубо и очевидно, что даже я тогда не мог не заметить. Но я и сам ни за что уже не мог уйти; я все пил и говорил, и мне страшно хотелось окончательно высказаться. Когда Ламберт пошел за другою бутылкой, Альфонсинка сыграла на
гитаре какой-то испанский мотив; я чуть не расплакался.
— Аркашка, пойдем ко мне! Мы просидим вечер и выпьем еще одну бутылку, а Альфонсина споет с
гитарой.
— Ламберт, вина! — закричал я, — давай пить, давай буянить. Альфонсина, где ваша
гитара?
— Севилья, caballeros с
гитарами и шпагами, женщины, балконы, лимоны и померанцы. Dahin бы, в Гренаду куда-нибудь, где так умно и изящно путешествовал эпикуреец Боткин, умевший вытянуть до капли всю сладость испанского неба и воздуха, женщин и апельсинов, — пожить бы там, полежать под олеандрами, тополями, сочетать русскую лень с испанскою и посмотреть, что из этого выйдет».
Мы спустились с возвышения и вошли опять в китайский квартал, прошли, между прочим, мимо одного дома, у окна которого голый молодой китаец наигрывал на инструменте, вроде
гитары, скудный и монотонный мотив.
— Я, дура, к нему тоже забежала, всего только на минутку, когда к Мите шла, потому разболелся тоже и он, пан-то мой прежний, — начала опять Грушенька, суетливо и торопясь, — смеюсь я это и рассказываю Мите-то: представь, говорю, поляк-то мой на
гитаре прежние песни мне вздумал петь, думает, что я расчувствуюсь и за него пойду.
Вдруг он бросил звонок, плюнул, повернул назад и быстро пошел опять совсем на другой, противоположный конец города, версты за две от своей квартиры, в один крошечный, скосившийся бревенчатый домик, в котором квартировала Марья Кондратьевна, бывшая соседка Федора Павловича, приходившая к Федору Павловичу на кухню за супом и которой Смердяков пел тогда свои песни и играл на
гитаре.
Но не просидел он и четверти часа, как вдруг, очень где-то вблизи, послышался аккорд
гитары.
Тут случилась неожиданность: Алеша вдруг чихнул; на скамейке мигом притихли. Алеша встал и пошел в их сторону. Это был действительно Смердяков, разодетый, напомаженный и чуть ли не завитой, в лакированных ботинках.
Гитара лежала на скамейке. Дама же была Марья Кондратьевна, хозяйкина дочка; платье на ней было светло-голубое, с двухаршинным хвостом; девушка была еще молоденькая и недурная бы собой, но с очень уж круглым лицом и со страшными веснушками.